Бизнес-портал для руководителей, менеджеров, маркетологов, экономистов и финансистов

Поиск на AUP.Ru


Объявления


Е.М. Кузнецова
Социальный контроль: сущность и методы реализации

Книга о механизмах социального управления обществом. LAP LAMBERT Academic Publishing 2012

Предыдущая

Глава I. Теоретические основы социального контроля

§ 3. Природа и сущность социального контроля

Рассмотрение социального управления как специфической целенаправленной деятельности, осуществляемой субъектом по отношению к объекту управления и обеспечивающей движение к заданной цели, позволяет определить социальный контроль как вид управленческой деятельности. Термин «вид» в систематике выступает как подразделение, входящее в состав высшего раздела – родового понятия. Вид обладает всеми признаками родового понятия (в данном случае – управленческой деятельности), но имеет также и свои особые видовые признаки, отличающие его от других видов данного родового понятия.

Социальный контроль, воплощает ряд родовых признаков социального управления. Одним из самых важных является целенаправленность. Социальный контроль в структуре социального управления носит подчиненный характер – он подчинен цели социального управления.

Подход к рассмотрению социального контроля в таком ключе позволяет увидеть его видовые отличительные признаки (в частности, различие в направленности социального управления и социального контроля на один и тот же объект социального управления). Социальное управление как определенная деятельность направлено на достижение объектом поставленной цели управления.

Социальный контроль как вид управленческой деятельности направлен на обеспечение такого состояния и поведения этого же объекта социального управления, которое позволяет достичь поставленной цели. Таким образом, социальное управление и социальный контроль соотносятся как целое и часть, общее и особенное.

Обозначив ранее группы определений, которые в большей степени отражают сущность социального контроля, следует обратиться к более подробному их рассмотрению. В современной теории социального управления можно обнаружить достаточно большое разнообразие подходов и мнений, относящихся к природе социального контроля.

К примеру, Т. Парсонс определяет социальный контроль как «такой процесс мотивации …, который стремится противодействовать тенденции к отклонению от выполнения ролевых ожиданий» актора[106]. М. Марков основное предназначение социального контроля видит в том, чтобы «противостоять отклонениям от спланированных и запрограммированных социальных действий в социальном управлении»[107]. Представленные подходы рассматривают социальный контроль как механизм социального управления, действие которого направлено на предупреждение и противодействие отклонениям от требуемого (ожидаемого) поведения объекта. Однако это лишь одно из направлений его функционирования.

В свою очередь, В.С. Бакиров, понимая под социальным контролем «механизмы, регулирующие общественные отношения путем создания, поддержания и воспроизведения соответствующих стандартов, образцов, типовых масштабов поведения людей, определения конкретных прав и обязанностей каждого человека»[108], упускает из виду вышеуказанную особенность. Однако, его определение в отличие от приведенных выше, указывает на то, что социальный контроль обеспечивает создание и поддержание условий, в рамках которых поведение объекта рассматривается как правильное.

В философском энциклопедическом словаре социальный контроль рассматривается как «совокупность процессов в социальной системе, посредством которых обеспечивается следование определенным «образцам» деятельности, а также соблюдение ограничений в поведении, нарушение которых отрицательно сказывается на функционировании системы»[109]. Другими словами, социальный контроль обеспечивает поведение объекта в заданном направлении, т. е. характеризует некий промежуточный этап между созданием условий для такого поведения и борьбой с отклонениями от заданного направления. Таким образом, приведенные выше определения отражают сущность социального контроля лишь частично, рассматривая в каждом случае отдельные его особенности.

Между тем, социальный контроль как особый вид управленческой деятельности, направленный на обеспечение достижения целей социального управления, осуществляется в следующих основных направлениях:

-  во-первых, создание граничных рамок (условий), которые направляют поведение объекта и в которых поведение объекта рассматривается как желаемое;

-  во-вторых, обеспечение посредством специфических методов и инструментов движение объекта в заданном направлении;

-  в-третьих, выявление и пресечение отклонений от социально признанного поведения.

Наиболее продуктивным представляется позиция исследователей, рассматривающих социальный контроль как целенаправленное рациональное воздействие[110], поскольку данный подход отражает всю специфику указанных направлений и отражает видовой признак присущий этому роду управленческой деятельности – осуществление целенаправленного воздействия на объект социального управления.

Вместе с тем, ряд исследователей предлагают рассматривать субъект-объектные отношения, складывающиеся в рамках осуществления социального контроля, как «отношения властного характера, ибо они предполагают наличие властных полномочий у того, кто осуществляет контроль»[111]. Данная позиция восходит к высказыванию Ленина о том, что «для того, чтобы контролировать, нужно иметь власть»[112]. Подобный подход может быть оправдан лишь в том случае, если «отношения властного характера» не рассматриваются как тождественные политической власти, поскольку социальный контроль способны осуществлять не только органы государственной власти.

В данном случае уместно вспомнить определение власти М. Вебера как способности субъекта добиваться определенного действия или бездействия от объекта помимо его воли. В таком понимании власти социальный контроль действительно может рассматриваться как «отношения властного характера».

Таким образом, можно сформулировать следующее определение рассматриваемого понятия: социальный контроль – это целенаправленное управленческое воздействие субъекта социального контроля на объект с целью формирования у последнего желаемых моделей поведения, мировосприятия и нравственных ориентиров.

Как элемент социального управления социальный контроль направлен на формирование готовности общества к социальному подчинению и обеспечение этого подчинения. Функции социального контроля могут осуществлять любые социальные институты или группы, государственные или общественные организации[113]. В зависимости от целей и условий, возникающих в процессе социального развития, степень гибкости социального контроля и его механизмы изменяются, что рассматривается как предпосылки социального прогресса. Вместе с тем, чрезмерно жесткий социальный контроль может привести к негативным последствиям. Следствием этого становится социальный застой и деградация. Равно как и слабый социальный контроль ведет к недостаточной эффективности социального управления и способствует росту антисоциальных настроений в обществе[114].

Для осуществления социального контроля применяются как позитивные (поощрение, премирование и т. п.), так и негативные (наказание, ущемление каких-либо прав и т. п.) санкции. Санкции социального контроля принято разделять также на формальные и неформальные в зависимости от их характера.

Санкции формального социального контроля регламентированы и осуществляются главным образом государственными учреждениями, общественными организациями и т. п. Неформальный социальный контроль представляет собой совокупность спонтанных реакций (одобрение или ирония, восторг или отказ от контактов, физическое воздействие и т. п.) участников какого-либо процесса, выражающих взаимную оценку поведения друг друга, к различным формам общественного мнения по поводу поведения членов общества и т. п.[115].

Применение санкций обосновывается через категоризацию индивидуального или группового поведения посредством отнесения его к определенному типу действий (одобряемому или порицаемому). В результате обеспечивается совпадение или минимизация расхождения между фактическим и ожидаемым поведением общества. Реализация функций социального управления подразумевает выделение двух видов социального контроля: прямой контроль основан на реализации интересов и потребностей осуществляющих его социальных институтов; обратный контроль основан на реализации интересов и потребностей общества в отношениях с социальными институтами.

Прямой социальный контроль, осуществляемый социальными формированиями, направлен на внедрение в общественное сознание желаемых поведенческих образцов и стереотипов. Необходимость в обратном социальном контроле со стороны общества возникает тогда, когда прямой контроль оказывается недостаточно эффективным. Данный процесс изначально всегда носит стихийный характер и основан на общности интересов членов общества.

Санкции, применяемые к объектам прямого контроля, включают в себя два вида мер социального воздействия: меры нормативного стимулирования (признание, отличие, награда); меры репрессирования отклоняющегося поведения (от убеждения и запрета до прямого принуждения и давления).

По мнению П.Н. Лебедева, эффективность мер социального контроля зависит не только от формально созданных граничных рамок, внутри которых действует объект контроля, но и от интериоризации этих норм в процессе социализации[116]. Стремление к социальному признанию, безопасности и социально допустимому поведению определяют, как утверждает Б. Карлофф, индивидуальные особенности членов общества[117].

Вместе с тем, при осуществлении социального контроля учитываются особенности не только социальных, но и этнических отношений. Это способствует формированию в обществе необходимых субъекту контроля социальных ценностей, традиций и стереотипов мышления, замещающих этнические и индивидуальные ценности, традиции и стереотипы мышления.

На уровне межсубъектных отношений предпосылки социального контроля можно обнаружить уже в семейных отношениях между родителями и детьми. Эту особенность отметил еще Аристотель, который писал: «Власть мужа над женой можно сравнить с властью политического деятеля, власть отца над детьми – с властью царя»[118]. Аналогичная мысль прослеживается и в трудах мыслителей более позднего времени. Так Ж.Ж. Руссо тоже отмечал, что самый древний из всех общественных институтов и одновременно самый естественный – это семья[119].

И в наши дни многие исследователи феномена социального управления находят предпосылки социального контроля в семейных отношениях. Так, например, С.Н. Паркинсон считает, что психологические корни социального контроля как общественного явления скрыты в отношениях главы семьи (отца) и детей. Он пишет: «…чувство подчиненности у детей прочно основано на здравом смысле и традициях. Их отношение … включает в себя три ярко выраженных элемента: восхищение отцовской мудростью и мастерством; любовь к тому, кто как минимум помогает ребенку выжить, и боязнь наказания за непослушание»[120].

Он считает, что поскольку семейные связи выступают в качестве прообраза социальных отношений в обществе, то по мере взросления ребенка чувство подчиненности в семье органично трансформируется в чувство подчиненности в обществе[121]. Поэтому совершенно логично считать, что корни социального контроля следует искать в семейных отношениях.

Однако межличностные отношения не сводятся только лишь к отношениям в семье. К ним относятся также и взаимоотношения людей, не состоящих между собой в родстве. Эти отношения могут носить как эпизодический, так и долговременный характер.

Эпизодические отношения, как правило, не оказывают существенного влияния на формирование и поведение личности. В то время как на основе общности интересов и целей деятельности формируются социальные группы, которые принято рассматривать как «совокупность людей, имеющих общий социальный признак и выполняющих общественно необходимую функцию»[122].

Э. Дюркгейм придавал группе самостоятельное значение как особому элементу социальной реальности, выполняющему в обществе свою специфическую функцию. В качестве социальной группы могут рассматриваться семья, коллектив и т. п., в общем, любая относительно устойчивая совокупность людей[123].

В свою очередь на базе межличностных отношений долговременного характера могут формироваться этнические общности с присущими им этническими отношениями. Теорию этнической общности развивал Л.Н. Гумилев. Она представляется наиболее целостной и ее рассмотрение необходимо для выявления природы и сущности социального контроля.

Наиболее реалистичное определение этноса было дано в различных вариантах Л.Н. Гумилевым в работе «Этногенез и биосфера Земли». Обобщенно его сущность можно определить следующим образом: «этнос – это устойчивое сообщество людей, противопоставляющее себя прочим аналогичным сообществам, имеющее своеобразную внутреннюю структуру и динамически изменяющиеся стереотипы поведения»[124]. Такая форма отношений привносит абсолютно новое качество в обыденные межличностные отношения и потому приобретает принципиально новые видовые признаки.

Этнические отношения не отменяют, а дополняют межличностные отношения качественно новым содержанием на более высоком уровне организации. Они изначально подразумевают управленческое воздействие на членов этноса, которое можно обозначить термином «этнический контроль».

По аналогии с понятием «социальный контроль» этнический контроль можно определить как формирование у членов этнической общности моделей обособленного поведения, мировосприятия и нравственных ориентиров, осуществляемое в рамках этнических отношений; один из важнейших факторов этнической самоидентификации.

Этническое мировоззрение основано на сознательном разделении общества на «своих» и «чужих». Оно не является имманентной характеристикой этнических отношений, а составляет сущность межличностных отношений в семье. В ходе этнического контроля такое разделение замещает естественные отношения между людьми, основанные на стремлении к самореализации и удовлетворению индивидуальных потребностей. С одной стороны у членов этнической общины формируется восприятие общины как аналога единой семьи, а с другой стороны создается иллюзия естественности этнических ролей, иерархий и авторитетов внутри общины[125].

Процесс этнического контроля обладает специфической уникальной сущностью, находящей свое качественное развитие и продолжение в процессе социального контроля. Речь идет об отчуждении права на самостоятельное формирование индивидуального мировоззрения, норм и правил поведения в обществе. Об этом писал Р.А. Уилсон: «Единственное универсальное табу – это табу на жизнь без табу. Каждое племя имеет свой собственный набор табу и запретов, но ни одно племя не позволяет индивиду в его составе самостоятельно формировать этот набор для себя»[126].

Отчуждение части индивидуальных прав членов этнической общности является жизненной необходимостью для любого этнического образования. Поскольку главное условие существования любого этноса заключается в наличии достаточного количества убежденных членов этнической общности, то основная задача этнического управления заключается в сохранении контроля над их сознанием.

Этнический контроль предполагает существование общепринятых «истин», традиций и норм поведения, а также этнической элиты, обеспечивающей их незыблемость. И чем больше прав личности затрагивает их отчуждение, тем в большей степени зависимости от общины находятся ее члены и тем выше степень их этнической идентичности.

В результате этнического контроля происходит такая стандартизация мировосприятия и поведения членов общины, которая позволяет говорить об этносе как о едином общественном образовании. «Этнические характеристики, – отмечает М.И. Бобнева, – связаны с мироощущением, моделями восприятия человеком окружающего мира и отношением к нему; «этническое» проявляется в образе жизни членов этнических общностей и выполняет социальную и социально-психологическую функции, в т.ч. функцию нормативной ориентации, нормативной регуляции отношений и взаимодействий между членами этнических общностей в соответствии с представлениями об этнической особенности, исключительности, преимуществах данной общности»[127]. И именно этнический контроль делает возможным разделение в рамках этноса этнических ролей, согласованное поведение общины и в конечном итоге – этническое управление, в котором роль субъекта управления выполняет этническая элита, а роль объекта – члены общины.

Становление и развитие этнических образований неизбежно ведет к формированию на их базе социальных институтов общества. В этом процессе можно выделить два основных этапа. Первый этап характеризуется процессом распространения этнических стереотипов поведения за пределы этнических формирований. В результате происходит расширение сферы влияния этнических элит. На втором этапе происходит правовое закрепление статуса этнических элит и трансформация этнических отношений в социальные отношения.

Первым признаком перехода от этнического сообщества к социальному образованию является переход к ретрансляции этнических ценностей в общество, т. е. переход на качественно иной уровень социального управления, смена субъекта и объекта воздействия. В результате этническая общность трансформируется в аппарат социального управления (группу избранных), а этническая элита превращается в социальную (правящую) элиту.

Инструментально социальный контроль решает задачи, совпадающие с задачами общественной организации на предыдущих ее уровнях. Однако существуют одно качественное различие, заключающееся в ином субъекте управленческого воздействия. Формальным субъектом здесь выступает не семья, коллектив или этнос, а абстрактная система социальных отношений, представленная социальными институтами, олицетворяемыми социальными элитами.

Здесь также происходит деление общества на «своих» и «чужих», но свои и чужие определяются не принадлежностью к этносу, а принадлежностью к социальной системе. «Власть поддерживает, способствует формированию, а нередко и создает такие экономические, политические, духовные отношения в обществе, – отмечает В.Е. Чиркин, – которые способствуют усилению роли «своих» социальных слоев и объединений»[128].

Сначала происходит присвоение социальной системой (то есть олицетворяющей ее элитой) монополии на обеспечение отдельных сторон жизнедеятельности общества, а затем формирование комплекса условий, на которых члены общества могут получить доступ к социальным благам. Таким образом, элитарная общность, олицетворяющая социальную систему, обособляется от общества и противопоставляет себя ему в рамках субъект-объектных отношений по поводу социального управления.

Различие сущности этнических и социальных отношений Ф. Энгельс отразил в следующих строках: «Обладая публичной властью и правом взыскания налогов, чиновники становятся, как органы общества, над обществом. Свободного, добровольного уважения, с которым относились к органам родового общества, им уже недостаточно, даже если бы они могли завоевать его; носители отчуждающей от общества власти, они должны добывать уважение к себе путем исключительных законов, в силу которых они приобретают особую святость и неприкосновенность. Самый жалкий полицейский служитель цивилизованного государства имеет больше «авторитета», чем все органы родового общества, вместе взятые; но самый могущественный монарх и крупнейший государственный деятель или полководец эпохи цивилизации мог бы позавидовать тому не из-под палки приобретенному и бесспорному уважению, которое оказывают самому незначительному родовому старейшине. Последний стоит внутри общества, тогда как первые вынуждены пытаться представлять собой нечто вне его и над ним»[129].

Социальное управление с первых мгновений прихода к власти социальных элит подразумевает разделение социальной элиты на две взаимозависимые группы – «властителей» и «функционеров»[130]. «Властители» находятся вне сферы социального управления и контроля, обладая реальной информацией о его источниках, механизмах и функциях. Они обладают всей полнотой прав и возможностей для формирования и реализации как своих индивидуальных потребностей, так и потребностей других членов общества, и потому являются правящей элитой любого общества.

«Функционеры» обеспечивают работоспособность сферы социального управления и контроля. Они не обладают полной информацией об источниках и механизмах социального управления. Социальная зависимость делает их самих объектом социального контроля. Однако, в отличие от остального общества, этот контроль осуществляется не в сфере внешнего формирования субъективного мировоззрения, а благодаря естественной зависимости их от социальных институтов.

В результате у членов общества отчуждается право личности на самостоятельное формирование индивидуального мировоззрения. Одним из первых эту сторону социального контроля сформулировал еще Платон, когда писал: «… пусть человеческая душа приобретет навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей и даже не понимать, как это возможно. Пусть жизнь всех людей всегда будет возможно более сплоченной и общей. [...] Надо начальствовать над другими и самому быть у них под началом. А безначалие должно быть изъято из жизни всех людей и даже животных, подвластных людям»[131].

Эта закономерность проявляется на всех уровнях социальной иерархии в обществе. Причем она наблюдается даже на глобальном уровне, где социальные системы представляют граждане ведущих мировых держав (т. н. «золотой миллиард»), а общество – население остальных стран Земного шара. Например, граждане стран Западной Европы или США пользуются за их пределами особыми правами и привилегиями, обусловленными их гражданством (социальным статусом). Эти права и привилегии обеспечивают им гораздо лучшие условия жизнедеятельности, чем, скажем, гражданам Танзании.

Страх утраты имеющихся возможностей для удовлетворения индивидуальных потребностей заставляет граждан развитых государств поддерживать свои правительства (и олицетворяемые ими социальные институты), несмотря на моральную и этическую ущербность некоторых их действий. Н. Макиавелли по этому поводу в XVI веке писал, что «мудрому государю надлежит принять меры к тому, чтобы граждане всегда и при любых обстоятельствах имели потребность в государе и в государстве, только тогда он может положиться на их верность»[132].

Граждане такого государства испытывают потребность в социальной организации, воспринимают свои потребности через призму потребностей социальной системы. Любой инакомыслящий представляет для таких «социализованных» граждан личную угрозу, поскольку, отрицая справедливость социальных отношений, инакомыслящий отрицает его право на доступ к социальным благам.

Вместе с тем, никакой социальный институт[133] не в состоянии удовлетворить индивидуальные потребности всех членов общества в равной мере. Однако он может удовлетворить значительную часть потребностей не только членов правящей элиты, но и обеспечивающих его деятельность функционеров-управленцев. При этом на функционеров ложится основная работа по осуществлению социального контроля над обществом, т. е. убеждения членов общества в том, что существующие социальные отношения самые справедливые, а члены социальных элит – самые достойные представители общества.

От функционеров требуется соблюдать формальные признаки социальной справедливости в отношении себя и правящей элиты. Общество должно верить в незыблемость принципа всеобщего равенства перед нормами социального права. Поэтому для того, чтобы скрыть объективные реалии социального управления от общества, используются такие явления социальной практики как протокол, пресс-службы, обезличенность чиновников[134].

Все это накладывает определенные ограничения на деятельность социальных элит. Они не могут открыто высказывать свои взгляды и организовывать свою частную жизнь по собственному усмотрению. Они вынуждены подстраиваться под насаждаемые ими в обществе социальные нормы.

В результате осуществление социального контроля над обществом вынуждает социальные элиты формально подстраивать публичную сторону своей деятельности под действующие социальные стандарты поведения. Такое поведение иногда принято относить к неформальному социальному контролю, но это отношение – косвенное. В данном случае следует говорить о самоконтроле социальных элит. Понятие «самоконтроль», таким образом, становится в один ряд с понятиями «этнический контроль» и «социальный контроль».

Однако в отличие от процесса социального контроля здесь отсутствует объект управленческого воздействия. Формальное следование социальным нормам поведения являет собой своего рода «личный пример» представителей субъекта социального контроля, направленному на объект (общество)[135]. Здесь имеет место ре-активный социальный контроль – вынужденное поведение (обратное воздействие) в отношении субъекта, детерминируемое спецификой социального контроля объекта управленческого воздействия, т. е. о признаках обратной связи в процессе социального контроля, но не о самом социальном контроле.

Для лучшего понимания сути описываемого явления следует обратиться к понятию «индивидуализация», которое определяется как «абсолютизация позиции отдельного индивидуума в его противопоставленности обществу»[136]. Согласно иерархии потребностей А. Маслоу, индивидуализация личности является высшей степенью ее самореализации[137]. Такая самореализация возможна в трех случаях: на индивидуальном уровне – когда личность сознательно отказывается подчинять свои индивидуальные интересы интересам других людей; на этническом уровне – когда личность сознательно отказывается подчинять свои индивидуальные интересы этническим традициям, культурным установкам и обычаям; на социальном уровне – когда личность сознательно отказывается подчинять свои индивидуальные интересы социальным нормам и правилам поведения.

Причем социальный контроль органично включает в себя в качестве составных частей не только этническую, но и индивидуалистическую составляющие. Он не отрицает, а усиливает и дополняет новым качеством их содержание. Однако общепринятая трактовка понятия упускает обычно то обстоятельство, что индивидуализация далеко не всегда носит пассивный характер[138].

Самореализация личности невозможна вне общества и это придает явлению индивидуализации активный по отношению к нему характер[139]. Личность не просто самореализуется внутри себя. Она самореализуется в обществе путем легитимно-монопольного присвоения права на отчужденное от общества существование.

В социальных отношениях в полной мере проявляется диалектический закон «отрицания отрицания». Сначала происходит отрицание прав членов общества на самостоятельное формирование межличностных связей вне сферы влияния социальных институтов[140], а затем лидеры этих институтов отрицают в отношении себя установленные ими же самими нормы и правила социального поведения.

Социальная иерархия изначально предполагает возможность индивидуальной самореализации на различных своих уровнях. Максимальная самореализация возможна для членов социальных элит, неподконтрольных практически никому, кроме самих себя. В меньшей степени возможностью для самореализации обладают социальные функционеры среднего и нижнего звена, которые могут самореализоваться только в рамках этнических сообществ (номенклатуры или теневых группировок) по отношению к обществу. Минимальной возможностью самореализации обладают рядовые члены общества, которые могут самореализоваться лишь в межличностных отношениях, на уровне личного уважения.

Напрашивается парадоксальный вывод о том, что самореализация социальной элиты в процессе социального управления является источником социального контроля общества.

Вместе с тем, в истории нередки случаи социальных революций, когда общество отказывалось подчиняться социальному контролю и сбрасывало с себя бремя социальных отношений с правящей элитой. Следует особо выделить три наиболее типичные варианта этого явления. Во-первых, опережающее развитие общества – когда индивидуальное сознание членов общества, неудовлетворенных своими условиями жизни, отказывается подчиняться социальным «правилам» (в соответствии с ленинской формулой «верхи не могут управлять по-новому, а низы не хотят жить по-старому»)[141]. В таком случае происходит принудительная смена механизмов социального управления с приходом к власти более мобильной социальной элиты.

Во-вторых, этно-социальные процессы, обусловленные тем, что этнические элиты, апеллируя к этническому сознанию, провоцируют отторжение социальных отношений в обществе и приходят на волне всеобщего нигилизма к власти. И, в-третьих, социальные конфликты, причиной которых является сознательное провоцирование противоборствующими группировками социальных элит при помощи политических технологий возникновения революционных ситуаций и использование в своих целях их плоды.

В историческом развитии наблюдается четко выраженная тенденция к постепенному переходу от первого и второго вариантов – к третьему. В настоящее время большинство социальных революций готовится и развивается по третьему сценарию, превращая общественное сознание в поле битвы за власть между социальными элитами (например, ситуация в Украине, Грузии, Киргизии и др.).

Однако социальная система часто утрачивает контроль над обществом тогда, когда социальный контроль входит в противоречие с установками общества. Эти приоритеты, являясь естественными для общества и базовыми для социальных отношений, имеют гораздо большее значение для него, нежели приоритеты социального управления.

Это приводит к тому, что социальный контроль, войдя в противоречие с этническими ценностями, утрачивает свою эффективность в качестве механизма социального управления. В результате из общества выделяются и активизируются этнические элиты, претендующие на власть и социальное строительство.

Академик Г.В. Осипов, анализируя последствия десоциализации и практику социального контроля в рамках государственного управления в Советском Союзе 1989-1990 гг., выделил пять основных признаков антисоциальной деятельности этнических группировок, претендующих на власть[142]:

большинство общественных организаций противопоставили себя КПСС, которая занимала пассивную оборонительную позицию;

-  лидеры народных фронтов (Армении, Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии и других союзных республик) провозгласили курс на отделение от СССР;

-  активизировались движения антисоциалистического характера, целью деятельности которых являлось ненасильственное изменение существующего общественного строя;

-  сформировались альтернативные КПСС движения, выступавшие за создание социал-демократических партий;

-  усилилось рабочее движение, организовывавшее стачки и забастовки.

Плодами социальных революций пользуются общественные лидеры, чьи этнические общности после прихода к власти стремительно эволюционируют в сторону формирования новых социальных институтов и связанных с ними социальных отношений. Недовольство социальной реальностью назревает подспудно и выливается в форме стихийных акций гражданского неповиновения, на волне которых «всплывают» этнические лидеры[143].

Описание: ZhC

Рис. 1. Жизненный цикл социальных систем

Применительно к жизненному циклу социальных систем можно выделить ряд специфических особенностей социального контроля, присущих различным его этапам (см. рис. 1). Первый этап представляет собой процесс зарождения социальных систем и характеризуется замещением социального контроля этническим контролем, который направлен на отторжение прежних социальных институтов и ценностей.

Второй этап – этап становления социальных систем, сопровождающийся процессом замещения этнического контроля образующимся социальным контролем, направленным на закрепление влияния новых социальных институтов и пропаганду новых ценностей. Зрелость социальных систем характерна для третьего этапа жизненного цикла, где социальный контроль направлен на поддержание стабильности сложившихся социальных отношений. И, наконец, заключительная стадия – упадок социальных систем. Здесь средства социального контроля направлены на оправдание деятельности социальной элиты и дискредитацию потенциальных претендентов на власть.

Социальный контроль, выступая в качестве неотъемлемого элемента социального управления, не отменяет другие факторы, определяющие человеческое поведение. Он дополняет их и пытается мимикрировать под них, убедить общество в идентичности социальных целей с этническими и индивидуальными целями. Однако и сознание членов общества также совершенствуется, постепенно вырабатывая соответствующий иммунитет к социализирующему воздействию.

Жизненный цикл социальных систем является зеркальным отражением жизненного цикла социальных иллюзий, господствующих в обществе. Этнические идеалы, олицетворяемые пришедшей к власти этнической элитой, сначала утверждаются в обществе, затем доминируют в нем, а в последствии – теряют для общества свою привлекательность. Так, зарождение социальных систем осуществляется в период отторжения обществом социальных иллюзий, характерных для отмирающих социальных отношений.

Этап становления социальных систем характеризуется широкой общественной поддержкой нарождающихся социальных институтов и нарастающей популярностью пропагандируемых идей. Для третьего этапа (зрелость) характерны пассивность общества, формализация управленческого воздействия на него и отсутствие этнических альтернатив общественного развития. На этапе упадка социальных систем происходит утрата общественного доверия социальными институтами и спонтанное формирование в обществе этнических элит, претендующих на власть.

Таким образом, при смене социальных циклов происходит взаимосвязанное противоположно направленное развитие общества и социальных институтов. Опережающее развитие одного из участников социальных отношений дает для него определенный положительный эффект. Однако этот эффект носит временный характер и неминуемо провоцирует качественное развитие другого участника, сводя на нет достигнутые преимущества.

Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что социальный контроль, представляя собой направленное управленческое воздействие субъекта (социального института) на объект (общество), осуществляемое в рамках социальных отношений с целью реализации субъектом собственных интересов посредством формирования у членов общества желаемых моделей поведения, мировосприятия и нравственных ориентиров, занимает важное место в структуре социального управления, являясь одним из аспектов социального управления. Значимость этого явления определяется жизненной необходимостью социальных элит поддерживать социальную управляемость общества на уровне поведенческих реакций и индивидуального сознания его членов.

Таким образом, социальный контроль представляет собой деятельность, направленную на формирование и закрепление социально обусловленного неравенства участников социальных отношений (субъектов и объектов социального управления). Он осуществляется только в рамках социальных отношений между социальным формированием и обществом.



[106] Парсонс Т. О социальных системах. – С. 309.

[107] См.: Марков М. Технология и эффективность социального управления. – М.: Прогресс, 1982. – С. 109.

[108] Бакиров В.С. Социальный контроль как регулятор общественных отношений. Автореф. канд. дис. – Харьков, 1976. – С. 1.

[109] Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989. – С. 612.

[110] См., напр.: Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. – М.: Наука, 1978. – С. 64, 65; Социальное управление: Словарь. – С. 74; Привезенцев В.А. Контроль – важнейшая функция управления образованием // Официальные документы в образовании. – 2005. – № 32. – С. 64.

[111] Социальный контроль в СССР. – С. 9.

[112] Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 31. – М.: Политиздат, 1980. – С. 346.

[113] См.: Кочерин Е.А. Контроль как функция управления. – М.: Знание, 1982. – С. 21.

[114] Подробнее см.: Девиантность и социальный контроль в России (XIX-XX вв.). – С. 365.

[115] Иногда к неформальному социальному контролю относят и самоконтроль. (См., напр.: Козырев Г.И. Социальное действие, взаимодействие, поведение и социальный контроль // Социологические исследования. – 2005. – № 8. – С. 128; Михайлов С. Оптимальное функционирование социального управления. – М.: Прогресс, 1989. – С. 203).

[116] Лебедев П.Н. Указ. соч. – С. 29.

[117] Карлоф Б. Деловая стратегия: концепция, содержание, символы. – М.: Экономика, 1991. – С. 102-105.

[118] Аристотель. Указ. соч. – С. 44.

[119] Руссо Ж.Ж. Об Общественном договоре. Трактаты. – С. 198.

[120] Паркинсон С.Н. Законы Паркинсона. – М.: Прогресс, 1989. – С. 205.

[121] Там же. – С. 206.

[122] Антипина Г.С. Группа социальная / Энциклопедический социологический словарь. – С. 151.

[123] См., напр.: Лапин Н.И. Социальные группы / Философский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989. – С. 611; Коростелева Е.А. Социальная группа / Новейший философский словарь. – Мн.: Изд. В.М.Скакун, 1998. – С. 649.

[124] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – М.: «Институт ДИ-ДИК», 1997. – С. 217.

[125] См., напр.: Этнические стереотипы поведения. – Л.: Наука, 1985. – С. 132-135.

[126] Уилсон Р.А. Психология эволюции. – К.: Янус, 1998. – С. 128-129.

[127] Бобнева М.И. Указ. соч. – С. 22.

[128] Чиркин В.Е. Основы сравнительного государствоведения. – М.: Артикул, 1997. – С. 98.

[129] Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана. – М.: Политиздат, 1985. – С. 198.

[130] Например, президент и федеральные чиновники, губернатор и чиновники его администрации, владелец предприятия и наемные сотрудники аппарата управления.

[131] Платон Государство. Законы. Политик. – М.: Мысль, 1998. – С. 345.

[132] Макиавелли Н. Указ. соч. – С. 76.

[133] Термин «социальный институт» в данной работе понимается как социальное образование или учреждение, социальная единица надындивидуального уровня, организация, выступающая субъектом социальных отношений и действий.

[134] Существует, например, целое направление функциональной деятельности в рамках социальных институтов, именуемое «связями с общественностью».

[135] См., напр.: Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.: Советская Россия, 1991. – С. 267-351; Ландберг Ф. Богачи и сверхбогачи. – М.: Прогресс, 1971. – С. 354-389.

[136] Батищев Г. Индивидуализм / Философский энциклопедический словарь. – С. 212.

[137] Карлоф Б. Указ. соч. – С. 105.

[138] См., напр.: Леднева О. Процессуальное измерение социализации личности // Alma-mater (Вестник высшей школы). – 2002. – № 3. – С. 17-19.

[139] Рубчевский К.В. О соотношении понятий «социализация» и «развитие личности» // «Alma mater» («Вестник высшей школы»). – 2003. – № 7. – С. 32-35.

[140] Searle J. The Construction of Social Reality. – New York: Free Press, 1995. – P. 9-10.

[141] Обращает внимание, что В.И.Ленин, глубоко разбиравшийся в специфике социального управления, использовал слово «управлять», а не «жить» или «существовать».

[142] Осипов Г.В. Социальное мифотворчество и социальная практика. – М.: Инфра-М, 2000. – С. 97.

[143] См., напр.: Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли; Лебон Г. Психология толп; Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс.

Предыдущая

Объявления